Право на восстание и подавление. Право на восстание

Конфликтологический анализ показывает, что ситуация в Украине, дошла до пропасти. Конфликт прошел уже две фазы развития:

• первая фаза — от надежды к страх у (на этой фазе конфликтуют оппозиционеры );
  вторая фаза — от потери страха к Угрозам и давлению (здесь конфликтуют противники );
  третья фаза - характеризуется тем, что здесь уже противостоят враги.

На первый план выступает единственное желание нанести ущерб врагу, действия нацелены теперь на его полное разрушение. Все делается для того, чтобы враг лишился источника сил. Разрушение и насилие ужесточаются, и теперь они направлены на нервный центр противника, то есть на центр стратегической важности, будь то система принятия решений или управляющая система. Используется все, что может ослабить такой центр. На этой стадии невозможен ни один шаг назад. Только вперед, любой ценой. Возможности прийти к общему решению больше не существует, даже любая попытка такого сорта отбрасывается. Разум парализован. Вся имеющаяся сила используется без угрызений совести, вопрос стоит о тотальном разрушении, невзирая на последствия, даже на саморазрушение. Происходит эскалация конфликта, с применением физического и иного насилия. Конфликт в Украине перешел уже на ТРЕТЬЮ фазу развития.

Если не появится тот, кто сможет объединить стороны против насилия и за решение реальных проблем, конфликтная ситуация перейдет в хроническую. Это беда не только Украинского народа!

Предлагаем ознакомиться с рефлексивными размышлениями Никитаева Владимира Владимировича о мнимом и «конституционном праве народа на восстание». Автор, как исследователь, теоретик и методолог, поставил верные вопросы, которые необходимо публично обсуждать, вне МАйдана. Конечно, резкие суждения и логические выводы автора — есть следствие жестко поставленных рамок и ограничений,а также неотрефлексированных терминов — что требует внимания методологов и теоретиков. Однако, в рамках статьи, напрашиваются вопросы: «Каждый ли человек может считать себя частью народа?» «Кого и что защищает Конституция?» , «Что (разное или одно и тоже) защищают киевские интеллигенты, и львовские ультранационалисты, донецкие футбольные болельщики и законными ли методами?». «Если нет лидеров, то возможно ли достижение согласия и перемирия?», »Что может существенного сделать в этой ситуации интеллектуальная элита Украины и России?», «Есть ли еще ресурсы и какие для выхода из конституционного тупика ?» и т.д. 31.01.2014 г.

«Философ, желающий изменить какой-нибудь дурной закон, не проповедует восстания против этого закона. Совсем иной характер у анархиста. Анархист отрицает самое существование закона, отвергает право закона приказывать нам, возбуждает людей к непризнанию в законе обязательного повеления и зовёт к восстанию против исполнения закона» . И. Бентам (1816)

О мнимом «КОНСТИТУЦИОННОМ ПРАВЕ НАРОДА НА ВОССТАНИЕ» (мифы Майдана)

Прежде всего, следует заметить, что почти во всех Конституциях, на которые ссылаются защитники такого «права», «права на восстание», строго говоря, НЕТ. Есть право на «сопротивление ». При этом оно нередко обусловлено дважды. То есть, во-первых, должна быть весомая причина (вопрос верификации и обоснования которой не всегда прост) для силового противодействия государству («восстания»). Во-вторых, есть еще условие применения этой крайней меры – реальное отсутствие других возможностей. Читаем:

«Каждый гражданин Эстонии имеет право, ЗА отсутствием иных средств, оказывать попыткам насильственного изменения конституционного строя сопротивление по собственной инициативе» (конституция Эстонии).

«Граждане имеют право оказывать сопротивление каждому, кто посягает на демократический порядок осуществления прав человека и основных свобод, установленный Хартией, ЕСЛИ деятельность конституционных органов и действенное использование средств, предусмотренных законом, оказываются невозможными» (Хартии основных прав и свобод Чехии).

«Все немцы имеют право на сопротивление каждому, кто попытается устранить этот строй, ЕСЛИ другие средства невозможны» (конституция Германии).

«Граждане имеют право оказывать сопротивление каждому, кто посягает на осуществление демократических прав и свобод человека и гражданина, предусмотренных настоящей Конституцией, ЕСЛИ деятельность конституционных органов и действенное использование средств, предусмотренных законом, оказываются невозможными» (Конституции Словакии).

«Народ и каждый гражданин вправе противодействовать любому, кто насильственным путем посягает на независимость, территориальную целостность, конституционный строй Литовского государства» (Конституции Литвы).

«Соблюдение Конституции вверяется патриотизму греков, которые правомочны и обязаны оказывать сопротивление всеми средствами всякой попытке отменить ее путем насилия» (конституция Греции).

«Каждый пользуется правом оказывать сопротивление любому приказу, который наносит ущерб его правам и свободам и их гарантиям, а также применять силу для отпора любому нападению, ЕСЛИ невозможно обратиться к представителям власти» (Конституции Португалии).

Заметим, что во всех этих статьях имеется в виду защита конституционного строя, и там, где условие применения этого права не оговорено особо (через «если» и его аналоги), указывается на насильственный характер попытки отменить конституцию или конституционный строй. Подчеркиваю: насильственный характер изменения конституционного строя, а не, скажем, связанный с нарушением процедуры принятия некоторого закона или с жесткостью налагаемых этим законом ограничительных мер.

Итак, либо это действие очевидное – насилие, – то есть не нуждающееся ни в какой экспертизе или верификации, и не оставляющее времени и возможности куда-то обращаться, либо должны быть исчерпаны все возможности защиты, связанной с обращением в правовые инстанции, которые единственно имеют право решать вопросы установления того, действительно ли были нарушены законные права гражданина, или нет. По любой конституции только суд имеет безусловное право решать вопросы права, а не гражданин, не группа граждан, и не «народная рада ».

Что значит слово «сопротивление»? Это значит, как минимум, соразмерность действия, расцениваемого как сопротивление, ситуации насилия . То есть, если тебе не угрожают реально убийством (нож к горлу), ты не можешь убить противника и назвать это «сопротивлением». Если власть ограничила твое право ездить колонной автомашин, ты не можешь под маркой «сопротивления» захватывать правительственные здания и устраивать костры из покрышек. Если агрессивно настроенную толпу не пропустили к зданию Верховной Рады или кабинета министров – массовая атака на правоохранителей с использованием камней, бутылок с зажигательной смесью и т.д. никак не может считаться «сопротивлением».

О «праве на восстание» находим в двух конституциях. Первая – это Декларация независимости США 1776 года. В ее преамбуле: «[…] если какой-либо государственный строй нарушает эти права, то народ вправе изменить его или упразднить и установить новый строй, основанный на таких принципах и организующий управление в таких формах, которые должны наилучшим образом обеспечить безопасность и благоденствие народа. […] когда длинный ряд злоупотреблений и насилий […] обнаруживает стремление подчинить народ абсолютному деспотизму, то право и долг народа свергнуть такое правительство и создать новые гарантии обеспечения своей будущей безопасности».

Заметим – здесь речь идет не о праве каждого гражданина, или граждан, но о народе.

Второе – это французская Декларации прав и свобод человека и гражданина в версии 1793 года (да, тот год, когда страна были залита кровью в рамках государственного террора). Вот пункт про правительство: «35. Когда правительство нарушает права народа, восстание для народа и для каждой его части есть его священнейшее право и неотложнейшая обязанность».

И здесь речь о народе!

Теперь «внимание, вопрос!». С какой численности «восставшей» группы можно говорить о том, что это – восстание народа? НАРОДА, а не группы экстремистов, не толпы, устроившей массовые беспорядки, подавлять которые любая конституция обязывает органы государственной власти в целях сохранения этого самого конституционного порядка?..

Теперь возьмем утверждение, содержащееся в конституции любого демократического государства, о том, что «носителем суверенитета и единственным источником власти является народ». Кем оно должно быть сделано, чтобы иметь смысл и силу?

Очевидно, только самим народом. Поскольку если бы это был кто-то другой, то он и был бы источников власти. То есть, ситуация «всенародного голосования» (референдума) по вопросу о конституции – это есть та базовая ситуация, применительно к которой ставится и решается конкретно-правовым образом вопрос не только о конституции, но и о народе. Все, кто участвует в референдуме или, как минимум, согласные с этой процедурой и не оспаривающие публично ее результат, есть народ. Приняв конституцию, народ трансформирует себя в граждан государства.

Бывают случаи, когда на некоторой территории, исторически (какое-то время) входящей в состав государства, население вообще не участвует в референдуме, или высказывается против. Но к Украине это отношения не имеет.

Конституции суть способ, которым народ определяет сам себя и свою власть, придает ей форму, или от идеи демократии (народ – источник власти) переходит к ее реальному, институциональному воплощению.

Первый шаг этого оформления обозначается следующем за утверждением об источнике власти предложении: «Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления».

Это абсолютно идентичные предложения в конституциях России и Украины, но российская тут же дает пояснение, которое украинская делает много дальше и не в такой четкой форме: «Высшим непосредственным выражением власти народа являются референдум и свободные выборы».

Спрашивается, имеет ли право некоторая часть населения, собравшись толпой на площади, отменять решения, принятые в ходе референдума или свободных выборов, например, выборов президента страны?.. Нет, не имеет. А попытка осуществить это силовым путем, или путем ультиматумов и массовых беспорядков (захват зданий органов власти, выведение некоторой территории – пусть самой маленькой – из сферы действия госвласти в лице правоохранительных органов, и т.п.) суть «узурпация власти» народа, прямо запрещенная конституцией.

Проще говоря, согласно конституции (любой), следует констатировать: майданный охлос узурпирует власть народа. Узурпация власти преследуется по закону, правоохранительные органы обязаны применять силу, чтобы пресечь узурпацию власти .

Второй вывод, который следует из основ любой демократической конституции: государственная власть есть форма, в которой народ осуществляет свою власть . А потому бессмысленны или ложны «либеральные» «теории», разделяющие и противопоставляющие «власть» и «народ» в демократическом (имеющем демократическую конституцию) государстве.

Конечно, нужно различать институты власти, которые создаются конституцией, и людей, работающих в этих институтах. Или, иначе: ту часть народа, которая вошла в состав властных институтов, и ту, которая не вошла.

Две части народа. Может между ними быть конфликт?..

По крайней мере, нельзя априори исключить такую возможность. Потому в конституциях говорится о недопустимости узурпации государственной власти.

Но что такое «узурпация государственной власти»? Как, на практике, ее можно опознать?

По отмене определенных конституцией механизмов ротации. Например, отмена выборов. Одна часть народа, засевшая в кабинетах, объявляет себя несменяемой, и закрывает законный путь к власти другой части народа. Именно для такого рода случаев, и только две конституции, дают право на восстание. Спрашивается, отменил ли Янукович выборы? Может быть, он перенес их на неопределенный срок? Объявил себя пожизненным президентом?..

Еще вариант узурпации, когда одна ветвь власти присваивает себе права другой. Это, кстати, то, к чему постоянно толкают Януковича «свободолюбивые и справедливые» майданёры – решать те вопросы, которые должен решать суд или Верховная Рада. Сделал такие шаги Президент?.. Нет, не сделал.

Таким образом, никаких конституционных, демократических оснований охлократия, то есть майданы и «народные рады», не имеют . Каждый, кто в них участвует, выводит себя за рамки действия права, действует на свой страх и риск, как и в случае любого мятежа против власти. И он – весьма глупый человек, если этого не понимает, если думает, что принадлежность к народу дает ему какое-то законное право на такие антигосударственные действия.

Восстания не имеют никакой легитимности ни до своего начала, ни в ходе. Восстание – это выход за рамки правового поля вообще.

"Абсолютно лживый тезис, что против народа оружие применять нельзя"

Г.О. Павловский

Революция - здесь и сейчас

Новейший исторический опыт наших соседей по бывшему СССР показал, что революция - это наиболее ожидаемый "вариант развития" на постсоветском пространстве. Этот радикальный сценарий транзита затрагивает в первую очередь те страны, в которых политический режим исчерпал внутренний ресурс для проведения социальных преобразований "эволюционного" типа. На одну из причин исчерпания легитимности власти указал уже цитировавшийся в первой части статьи философ Николай Устрялов : "Властвующие имеют власть не ради своих выгод, а ради блага государства. Власть есть не личное преимущество, а общественное служение, иногда тяжелая повинность ".

Однако сегодняшняя постсоветская элита является таковой исключительно по своему формальному "положению", но не по исполняемым (и ожидаемым от нее народом) общественным "функциям". Основная функция элиты - управление всеми ресурсами, существующими в социуме, в соответствии с осознанными целями развития и сохранения Целого. Занимая доминирующие позиции во всех сферах общественной и государственной, и прежде всего, экономической жизни России, родимая элита положенную ей "элитарную" роль.

Вместо этого постсоветская элита доверила обременительный для нее уровень целеполагания "внешнему управляющему", пришедшему в Евразию всерьез и надолго, а сама добровольно опустилась на ступень ниже. Сегодня вся деятельность элиты 90-х направлена на формирование собственной семейной экономики. Фактически, наши "элитарии" заняли нишу верхнего среднего класса и стали исполнять его социальные функции, в том числе и функцию "демонстративного потребления". Этот образ жизни вполне характерен для неоколониальных "элит", старательно копирующих шаблон поведения представителей "высшего среднего класса"из притягательных для них "цивилизованных" стран.

Но такая жлобская стратегия политически оказывается провальной уже в среднесрочной перспективе. Причина поражения власти столь же проста, сколь и невообразима для разума удовлетворяющего свои все возрастающие потребности "элитария". Как только имеющие власть начинают использовать государственные инструменты для создания себе экономических и прочих преференций, ткань власти неизбежно разрушается. Тут достаточно напомнить о внезапном крахе государственно-семейного бизнеса академика Акаева, условно досрочно лишившего поста президента Киргизии.

Да и в самой России можно привести немало поучительных примеров из истории построения "капитализма для своих". Нельзя, например, одновременно провозглашать "равноудаленность олигархов", а затем пытаться равно обелить и черного кобеля залоговых аукционов, и модную суку-лабрадора от "бакалфинансов". Двести лет назад российский историк Н.М. Карамзин в "Записке о древней и новой России" так сформулировал эту проблему верховной власти: "Первая обязанность государя есть блюсти внутреннюю и внешнюю целостность Государства; благоволить состояниям и лицам есть уже вторая ".

Всякое корыстное злоупотребление властью извращает самый смысл властвования и может приводить в состояние действия толпу. Приведем в подтверждение несколько подзабытое высказывание средневекового мыслителя Фомы Аквинского: "Тираническое правительство несправедливо, ибо оно стремится не к общему благу, а к частному благу того, кто правит… и поэтому восстание, поднимаемое против такого правительства, не имеет мятежного характера ". Выходит, что представитель католической церкви сформулировал "право на восстание ". Причем задолго до отцов-основателей Соединенных Штатов, которые публично признавали за народом право обороны против незаконных действий проворовавшихся представителей государства.

Священная обязанность свергнуть правительство

Один из главных принципов, провозглашенных 4 июля 1776 года в Декларации независимости 13 бывших английских колоний в Северной Америке, гласит: "Если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство , основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье". Конечно, респектабельные отцы-основатели Североамериканских штатов призывали к осторожности и советовали не менять правительств "из-за маловажных или временных причин". Они понимали, что "люди скорее готовы терпеть зло до последней возможности, чем восстановить свои права, отменив правительственные формы, к которым они привыкли ".

Но любому терпению и всякой привычке обычно приходит предел. Поэтому "право на восстание" в демократической модели устройства общества выполняет жизненно необходимую роль финального корректора ошибок власти. "Если же данная форма правительства становится гибельной для этой цели, то народ имеет право изменить или уничтожить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и с такой организацией власти, какие, по мнению этого народа, всего более могут способствовать его безопасности и счастью .

Таким образом, в молодых демократиях восставший народ исполняет роль, если не "бога из машины", то уж точно - антикризисного контура управления. И американская Декларация независимости, лежащая сегодня в основе общепринятого в мире "демократического стандарта", содержит отнюдь не призыв к насильственным действиям против существующего строя. Она, скорее, напоминает о священной обязаности всякого свободного гражданина: "Но когда длинный ряд злоупотреблений и узурпаций, неизменно преследующих одну и ту же цель, обнаруживает намерение предать этот народ во власть неограниченного деспотизма, то он не только имеет право, но и обязан свергнуть такое правительство и на будущее время вверить свою безопасность другой охране ".

Точно такие идеи, столь опасные для вороватой власти, никуда не собирающейся уходить от общественного корыта, наиболее радикально были выражены в французской "Декларации прав" (образца 1793 г.). Именно там содержался знаменитый "тридцать пятый пункт" - " 35.Когда правительство нарушает права народа, восстание для народа и для каждой его части есть его священнейшее право и неотложнейшая обязанность ". Эта первая из всех прочих Деклараций прав считала незыблемой основой общественного устройства естественные права, поэтому логическим и практическим выводом из этого принципа была возможность законного восстания.

Можно ли вырвать у революции жало?

Выходит, что "право на восстание" было изначально заложено в фундамент демократических обществ. Но этот краеугольный камень был, как метко заметил Михаил Ремизов, словно "кусок динамита, лишенный своего детонатора ". Правящая верхушка сразу попыталась создать такое политическое пространство, в котором идея легитимного восстания была бы совершенно невозможной. Недаром же современная Декларация прав человека называет в Преамбуле восстание крайней мерой. ЕЕ составителям хотелось бы считать это священное "право на восстание" неким историческим реликтом, который лишь ритуально упоминается, но почти неприменяется на практике: "Необходимо, чтобы права человека охранялись властью закона в целях обеспечения того, чтобы человек не был вынужден прибегать, в качестве последнего средства , к восстанию против тирании и угнетения ".

Как уже отмечалось ранее, для зрелых демократий это "последнее средство" народа было постепенно блокировано нарастающем отчуждением. Народ (экс-суверен) уже довольно давно был превращен в управляемый электорат, и "право на восстание", как считается, стало надежно изолированным отлаженным механизмом массовых выборов. Понятно, что "анархический" принцип французской "Декларации прав" (1793 г.), провозглашающий "право на восстание", был впоследствие изменен законодателями. Недаром, в новой редакции Декларации (да и во всех последующих) речь шла исключительно о "правах человека в обществе", а не об "естественных правах человека", как это постулировалось в 1789 и 1793 годах.

Историки знают, как очень скоро депутаты французского Конвента попытались подкорректировать текст Декларации прав 1793 года. Уже 23 июня 1795 г. в Конвенте был оглашен доклад специальной Комиссии одинадцати, члены которой "тщательно позаботились о том, чтобы избавить Декларацию от всех анархических идей, внесенных в нее тиранией, желавшей все ниспровергнуть и всех поработить ". Такой "анархической идеей", прежде всего, было сочтено декларированное навеки "право на восстание".

В Конвенте тогда разгорелись жаркие споры, выглядящие и сегодня вполне актуальными. Одни депутаты считали, что восстание отчасти допустимо, но только если правительство грубо нарушит конституцию. Другие были уверены в насущной необходимости юридически пояснить, в каком случае и в какой форме возможно восстание. Третьи полагали, что в принципе статьи о праве на восстание "не нужны при хорошем управлении и могут разжечь гражданскую войну ". Вместо того, чтобы прибегать к восстанию, вполне по-современному предлагалось предусмотреть механизм отзыва депутатов.

Тогда члены Комиссии одиннадцати сумели настоять на своем: Конвентом из Декларации были исключены наиболее "опасные" статьи. Причем сама Декларация прав не только была сохранена, но и дополнена еще одним текстом - Декларацией обязанностей. Более того, французская Конституция сразу "обогатилась" таким средством, как законные репрессии. Этот механизм подавления собственного народа был предусмотрен статьей 365 - "Всякое вооруженное скопление народа является покушением на конституцию; оно должно быть немедленно рассеяно с помощью вооруженной силы " . И затем был заметно усилен статьей 366 - "Всякое невооруженное скопление народа также должно быть рассеяно - сначала предъявлением устного требования, а в случае необходимости путем применения вооруженной силы ".

Если современные нам депутаты Федерального Собрания РФ пожелают внести аналогичные поправки, можно, не долго думая, быстро скопировать француский исторический опыт. Но при этом возникает вопрос - а можно ли прямым насилием или механическим исправлением законов вырвать у революции жало?

Сила есть - ума не надо?

"Надо закончить революцию, чьи принципы были похвальны и хороши, чьи цели имели размах, течение которой было безумно и порочно, а события жестоки ", - писал 1795 году Дюпон де Немур, известный журналист и политический деятель. Этот историческая аналогия завершения революции выглядит очень притягательной для идеологов современной российской власти. Сегодня в ходу оказался довольно спорный тезис о том, что силовое действие против бунтующего народа не только возможно, но и полезно . Или, по крайней мере, как представляется кабинетным умам, является неразрушительным для власти.

Однако в современной ситуации применение силовых санкций и вообще насилия со стороны власти - это явный симптом ее слабости или знак близящегося крушения режима. Понятная даже монетаристам аналогия между властью и деньгами приобретает здесь особую актуальность. Власть, подобно деньгам, представляет собой ограниченный ресурс, поэтому когда политик прибегает к насилию, этот ресурс оказывается безвозвратно растраченным. Чем больше власть способна предложить населению соблазнительных альтернатив, тем большим числом "степеней свободы" она располагает. Отказ от попыток прибегнуть к пограничным вариантам поведения (подавлению, принуждению, насилию) - "альтернативам избежания" - делает власть более устойчивой к изменениям общественной среды.

На языке Никласа Лумана это можно выразить так: "Для сильной власти в современных обществах характерно широкое число степеней свободы и ее способность "добиваться признания своих решений при наличии привлекательных альтернатив действия или бездействия ". (Никлас Луман. Власть / Пер. с нем. А. Антоновского. М.: Праксис, 2001). Применение насилия резко ухудшает само "качество власти", которое определяется, в частности, степенью доверия к власти и способностью власти не актуализировать имеющиеся в обществе конфликты. Иначе говоря, предреволюционное общество может еще формально признавать действующую власть законной, но уже активно не доверять ей - игнорировать ее запросы и саботировать ее решения. Силовое воздействие способно сразу перевести существующий конфликт между властью и обществом на качественно новый уровень: в данном случае речь пойдет уже не о "качестве", а о легитимности власти.

Для тех, кто уже открыто призывает стрелять в народ, можно напомнить чему предшествовало и к чему привело "кровавое воскресение". Более свежий пример со скандальной монетизацией льгот показывает тот же тревожный симптом - отсутствие внимания к сигналам, исходящим от общества. Этот разрыв коммуникаций является неизбежным сопутствующим условием принуждения, как способа преодоления общественной глухоты. Однако активно практикуемое насилие необратимо деформирует код существующей власти, обращающейся в своем риторическом пакете к "стабильности" и "безопасности". Более того, сама устойчивость власти, по Луману, основывается на том, что "существуют возможности, реализации которых стараются избежать… Когда власть вынуждают обращаться к альтернативам избежания, власть разрушается ".

Следовательно, при прибегании к насильственным действиям необратимо меняется структура социальной коммуникации, определяемая кодом власти. Постоянное сужение поля власти и выталкивание все большего числа "людей власти" на уровень субэлиты приводит к тому, что действующая власть почти не способна предложить новых альтернатив. Она все больше и больше склоняется к "альтернативам избежания", сначала в форме публичных угроз применения насилия. Тем самым, становится очевидным, что постсоветская (в том числе и российская) власть в последнее время со все нарастающей интенсивностью генерируют "код революции ".

Летят журавли революции

Таким образом, участившиеся в СМИ призывы к "репрессиям" - это явный симптом слабости власти. Это бессилие проявляется, с одной стороны, в падении уровня доверия населения , а с другой - в нарастающем отчуждении власти, открыто пренебрегающей созданием альтернативных возможностей. Что может предложить сегодня гражданам действующая власть? Лояльность и порядок? Удвоение ВВП и вступление в ВТО? Ипотеку и ЖКХ? Остается только посулить еще необманутым молодым отдать власть "оптом" через пять лет…

Контрэлиты могут предложить народу все остальное - все, что захотите! И эти парящие журавли революции внезапно оказываются более привлекательными, чем замызганные синицы в руке власти. В зияющей пустоте власти ее оппоненты выглядят как яркая противоположность казенной бедности альтернатив. Явное отсутствие каналов вертикальной мобильности и соблазнительных перспектив жизни неизбежно замещается нарастающим валом проективных утопий , предлагаемых оппонентами режима.

Здесь надо подчеркнуть, что успех восстания во многом определяется тем, что всякая революция реализуется не против конкретного политического лица в пользу другого лица. Скажем, "единого кандидата от оппозиции", каким бы привлекательным (или наооборот!) не было это лицо. Революция всегда направлена против сложившегося дисциплинарного порядка. Например, киевское городское восстание вовсе не сводилось к "свержению Януковича". Оно не было также выступлением "всех украинских сил против России". Целью оранжевой революции был демонтаж опостылевшего "коррумпированного режима", а также изменение принципов легитимности власти в пользу устойчивой процедурной демократии.

В самой ближайшей перспективе такая революционная корректировка демократического правления ожидает все постсоветские режимы. Это не означает, что "оранжевая" революция будет прямо экспортирована на площади Москвы из Киева или Бишкека. Строго говоря, всякая революция имеет "контекст", она не подчиняется некой универсальной революционной технологии. Однако совершенно очевидно, что сложившаяся форма организации "демократической власти" на постсоветском пространстве будет радикально преобразована. И это трансформация не является результатом исключительно злой воли внешних сил, но является следствием родовой травмы молодой "управляемой демократии". "Право на восстание " изначально оказалась заложенной в самой форме организации постсоветской власти, и рано или поздно это неотчуждаемое право будет востребовано пробуждающимся сувереном.

Источник: Электронный каталог отраслевого отдела по направлению «Юриспруденция»
(библиотеки юридического факультета) Научной библиотеки им. М. Горького СПбГУ

Право на восстание /

А. Эределевский.

Эрделевский, А.
2005 Аннотация: Опубликовано: Домашний адвокат. - 2005. - № 5 (313). Полный текст документа:

Право на восстание

Александр Эрделевский,

профессор,

доктор юридических наук

Законодательство РФ предусматривает уголовную ответственность за действия, направленные на насильственный захват и удержание власти, изменение конституционного строя России, за организацию в тех или иных целях вооруженного мятежа либо активное участие в нем, а также запрещает любые публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности. Однако означают ли эти законодательно установленные запреты, что народное восстание ни при каких условиях не может быть признано правомерным?

Многие негативные явления в социально-политической и экономической жизни российского общества, произошедшие за последние 15 лет, объективно давали повод политическим аналитикам предупреждать власть об опасности народного восстания с целью ее свержения и изменения существующего государственного строя. Такое восстание обычно называют соответственно революцией или бунтом в зависимости от того, завершилось оно успехом или было подавлено, причем вторая участь, как показывает вся многовековая история человечества, постигает восстание гораздо чаще. Тревожные прогнозы в отношении возможного развития событий в России подобным образом неоднократно высказывались многими политиками и обозревателями, однако по ряду причин, которые сами по себе достаточно интересны и заслуживают отдельного рассмотрения, до сих пор ни один из таких прогнозов не сбылся.

Наиболее памятные события, дававшие веский повод для народного восстания, – это реформа цен в 1992 г. (так называемая реформа Гайдара), повлекшая радикальное обесценивание сбережений граждан, государственный переворот в октябре 1993 г. и произошедшая в последующий период приватизация государственного и муниципального имущества, которая, за исключением приватизации жилищного фонда, была полностью незаконной, так называемый «дефолт» 1998 г., повлекший банкротство многих банков и массовую утрату гражданами денежных средств.

Большинство перечисленных невзгод уже пережиты, поэтому как возможные самостоятельные поводы для восстания навсегда остались в прошлом, однако один повод, причем самый веский – незаконная приватизация – будет, как представляется, сохраняться еще очень долго. В пользу такого предположения можно высказать целый ряд соображений.

Во-первых, процесс незаконной приватизации еще далеко не закончен. Как заметил в своем интервью 28 января 2005 г. подавший в отставку руководитель Счетной палаты РФ, на сегодняшний день неприватизированными остались еще 70% государственного имущества. Во-вторых, многие инициативы российской власти по проведению реформ в области социальной сферы (монетизация льгот, изменения в системе обеспечения медицинской помощью, в образовании, в жилищной сфере и др.) вызывают справедливое недовольство, напряжение и протесты в обществе. Неприятие подобных реформ объясняется не их содержанием, а временем их осуществления: они были бы допустимы лишь после полного устранения последствий незаконной приватизации. Понятно, однако, что существующий в России с конца 1993 г. режим, представляющий интересы узкого слоя обогатившихся в результате приватизации лиц, может лишь изменять персональный состав этого слоя, но по самой своей природе не способен возвратить незаконно приватизированное имущество и полученные в результате его использования доходы в состав общенародного достояния. Следовательно, какие бы реформы в социальной области не предпринимались, они изначально обречены стать катализаторами народных волнений, что наглядно показали недавние выступления российских граждан пенсионного возраста.

Следует обратить внимание, что даже эти относительно немногочисленные и мирные выступления вызвали у властей тревогу. Устами отдельных представителей властных структур в адрес протестующих, а также предполагаемых «организаторов» протестных акций были высказаны угрозы административного и уголовного преследования. И судя по сообщениям в средствах массовой информации, реализация этих угроз путем привлечения «организаторов» к административной ответственности в некоторых регионах уже начата.

Поскольку устранения объективных причин для восстания в России ожидать не приходится, его вероятность, хотя и очень близка к нулю в силу отсутствия необходимых субъективных факторов, все же сохраняется, поэтому целесообразно коснуться вопроса о правовой оценке народного восстания. На первый взгляд, это может показаться совершенно излишним, так как вполне очевидно, что никакая правовая система не может прямо признать восстание правомерным средством разрешения конфликтов, возникающих между властью и населением. В Уголовном кодексе РФ существуют ст. 278, предусматривающая уголовную ответственность за действия, направленные на насильственные захват или удержание власти, изменение конституционного строя Российской Федерации, и ст. 279, устанавливающая ответственность за организацию в тех же целях вооруженного мятежа либо активное участие в нем. В свою очередь ст. 280 УК РФ запрещает любые публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности. Однако означают ли установленные в УК РФ запреты, что восстание в виде насильственных действий ни при каких условиях не может быть признано правомерным?

Прежде чем ответить на этот вопрос, хотелось бы привести отрывок из документа, явившегося правовой основой для создания Соединенных Штатов Америки – государства, которое до последнего времени имело репутацию одного из самых демократических, хотя оно и сыграло весьма неблаговидную роль в истории новейшей России. Речь идет о принятой 4 июля 1776 г. тринадцатью штатами Америки Декларации независимости. В ней признается наличие у каждого человека неотчуждаемых прав, в том числе права на жизнь, свободу и стремление к счастью, и отмечается, что цель создания любого государства состоит в обеспечении этих прав. Как указывается далее в Декларации, «весь опыт прошлого подтверждает, что люди склонны сносить пороки до тех пор, пока их можно терпеть, нежели использовать свое право упразднять правительственные формы, ставшие для них привычными. Но когда длинный ряд злоупотреблений и насилий, неизменно подчиненных одной и той же цели, свидетельствует о коварном замысле вынудить народ смириться с неограниченным деспотизмом, свержение такого правительства и создание новых гарантий безопасности на будущее становится правом и обязанностью народа» (выделено мной. – А. Э.). Таким образом, основатели США признавали за народом право на восстание, но лишь при определенных условиях. Более того, с наступлением таких условий они связывали возникновение у народа не только права, но и обязанности восстать и свергнуть недостойное правительство. Однако вернемся к российским реалиям.

Во внутреннем российском законодательстве отсутствуют правовые нормы, позволяющие суду признать подавленное восстание правомерным и на этом основании оправдать повстанцев (в случае победы восстания необходимости в таком оправдании по понятным причинам не возникает). Однако в Конституции РФ есть ст. 15, в ч. 4 которой установлено, что общепризнанные принципы и нормы международного нрава и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Как известно, Россия является членом ООН. Генеральной ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г. была принята Всеобщая Декларация Прав Человека, где в преамбуле указано: «Необходимо, чтобы права человека охранялись властью закона в целях обеспечения того, чтобы человек не был вынужден прибегать в качестве последнего средства к восстанию против тирании и угнетения». Как представляется из процитированного фрагмента следует, что ООН признает правомерность восстания, но лишь при вполне определенных условиях, которые можно назвать условиями правомерности восстания. К таковым относятся следующие обстоятельства:

1) наличие в государстве, где произошло восстание, тирании и угнетения;

2) наличие у повстанцев специальной цели в виде устранения тирании и угнетения;

3) отсутствие в правовой системе государства эффективных и доступных для народа правовых средств для устранения тирании и угнетения.

Поскольку во Всеобщей Декларации Прав Человека сформулированы общепризнанные принципы и нормы международного права, она, включая вытекающий из нее подход ООН к определению условии правомерности восстания, в силу правила ч. 4 ст. 15 Конституции РФ является частью российской правовой системы. В свете этого подхода и должны применяться нормы внутреннего российского законодательства, в частности, нормы УК РФ и УПК РФ.

К сожалению, достаточно четких определений тирании и угнетения в международном праве нет. Кроме того, вполне понятно, что суд государства, где действительно существуют тирания и другие условия правомерности восстания, никогда не признает существование этих фактов и не оправдает обвиняемого на этом основании. Тем не менее, с учетом установленного в ст. 14 УПК РФ и ст. 49 Конституции РФ, а также в ч. 2 ст. 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод принципа презумпции невиновности и права каждого на справедливое судебное разбирательство, сделанный выше вывод о существовании условий правомерности восстания имеет значение для правоприменительной практики.

В частности при рассмотрении в уголовном судопроизводстве дел по обвинениям, связанным с призывами к восстанию, его организацией или участием в нем, правоохранительные органы, доказывая наличие состава преступления, должны применительно к конкретному восстанию доказать отсутствие условий его правомерности. Вероятно, на практике для этого будет достаточно просто указать на ч. 1 ст. 1 Конституции РФ, в которой Россия объявляется демократическим федеративным правовым государством с республиканской формой правления. Но более важно то, что обвиняемый, в свою очередь, вправе защищаться от предъявленного обвинения, ссылаясь на наличие вышеуказанных условий, и пытаться доказать эти труднодоказуемые факты с использованием всех допустимых средств, а суд обязан всесторонне исследовать представленные обвиняемым доказательства и указать в обвинительном приговоре мотивы, по которым он их отверг.

Информация обновлена :14.09.2006

© Фото Надежды Красновой

В ходе кухонно-твиттерных дискуссий с удивлением выяснил, что в голове у многих, даже вполне образованных и эрудированных людей, засела невероятная картинка про власть, которая имеет абсолютный мандат подавлять и прекращать любые "беспорядки", потому что она же, черт возьми, власть. Сакральная.

Но это - не так.

Подробное изложение матчасти есть, естественно, в Википедии. Искать по словам "Право на восстание" ( , ). В очень схематичном изложении мысль звучит так - согласно всем демократическим конституциям, верховным источником власти является народ, поэтому неотъемлемым правом народа является право на осуществление своей власти непосредственно, путем восстания и взятия ее в свои руки, в том случае, если действия избранных органов власти угрожают конституционному строю. Это и понятно - иначе фраза о том, что народ является единственным источником власти (в Конституции РФ это статья 3) остается пустой и бессмысленной декларацией. Да, в современном мире народ (пока - до расцвета электронной демократии) не имеет возможности осуществлять власть непосредственно, и должен делать это через представителей. Но именно поэтому правовая система должна предусматривать меры предосторожности против тирании, узурпации власти, изменения конституционного строя без согласования с единственным источником власти. Такой мерой предосторожности и является право на восстание. Логичнее некуда, не так ли?

Эта несложная мысль о праве на восстание как о естественном и неотъемлемом праве стала общим местом в эпоху Просвещения, и нашла непосредственное отражение в Декларации независимости США (1776 год) и в великой французской Декларации прав и свобод человека и гражданина (в редакции 1793 года).

США: "Когда длинный ряд злоупотреблений и насилий […] обнаруживает стремление подчинить народ абсолютному деспотизму, то право и долг народа свергнуть такое правительство и создать новые гарантии обеспечения своей будущей безопасности" .

Франция: "Когда правительство нарушает права народа, восстание для народа и для каждой его части есть его священнейшее право и неотложнейшая обязанность" .

Оба эти документа сохранили свою силу и являются неотъемлемыми частями сегодняшних правовых систем США и Франции. В ряде других стран право на восстание в явном виде прописано в их современных конституциях, как, например, в Основном Законе ФРГ:

"Всякому, кто попытается устранить этот строй, все немцы имеют право оказывать сопротивление, если не могут быть использованы иные средства" . Кстати, в Конституции Веймарской республики такой формулировки не было; ее появление стало одним из уроков, который Германии выучила в 1933-1945 годах.

Наконец, в преамбуле Всеобщей декларации прав человека, фундаментального документа международного права, ясная отсылка к праву на восстание дана в третьем абзаце:
"...необходимо, чтобы права человека охранялись властью закона в целях обеспечения того, чтобы человек не был вынужден прибегать, в качестве последнего средства, к восстанию против тирании и угнетения" - т.е. подразумевается, что восстание, хотя является вынужденной мерой и последним средством, но, очевидно, входит в арсенал допустимых реакций на нарушение прав человека.

Короче говоря, можно обойтись и без всех этих цитат. Главное для меня лично: право на восстание в целях сопротивления установлению тирании является неотъемлемой частью правовой системы демократического государства, без которого эта система неполна, незащищена, ущербна и декларативна.

Вот только с этих позиций у меня лично и получается оценивать украинские события.

Мирный протест против отказа Януковича от подписания соглашения об ассоциации с ЕС;
- Разгон мирного протеста (но обе стороны были небезупречны, и были провокации с обеих сторон);
- Тем не менее: продолжение мирного гражданского протеста в декабре;
- Принятие "партией власти" пакета законов, устанавливающих режим полицейского государства, радикально ограничивающих права и свободы гражданина, и, тем самым, фактически отменяющих базовые нормы конституционного строя;
- Начало силового сопротивления - реализация права народа на восстание.

Все логично и правильно.

Вот поэтому у меня никаких претензий к протестующим и никаких симпатий к людям в касках и бронежилетах, которые продолжают исполнять незаконные приказы, вместо того, чтобы спокойно разойтись по домам.

Ну и элементарный FAQ:

Q: Революция - это всегда ужасно! Там трупы, кровь, как можно это поддерживать?
A: Революция - это плохо. Но в жизни так бывает, что хороших решений нет, а есть несколько плохих, и вопрос в том, что хуже. Если альтернативой являются годы или десятилетия тирании, то выбор очевиден. Тирания породит (прямо или косвенно) куда больше трупов, и нанесет гораздо больший ущерб человеческому потенциалу страны. (Не говоря уж о том, что высказывание "революция - это всегда кровь" неверно, подавляющее большинство революций в Европе в последние 50 лет были бескровными).

Q: Ну а что же ты не берешь коктейль Молотова и не идешь на Кремль?
A: Право на восстание - это право народа, а не личности. Украинский народ пытается реализовать это право сейчас. Российский народ реализовал его в 1991-м году, а вот в 2011-2012 годах - не стал. Можно долго обсуждать, почему так случилось и кто в этом виноват (наверняка, в этом есть изрядная доля и лично моей вины, и вины каждого из тех, кто лайкает и репостит), но в контексте данного обсуждения - это просто исторический факт. Моя версия - тут в значительной степени разница между постепенным нагреванием воды в аквариуме у лягушки (она сварится) и мгновенным кипячением (она постарается выпрягнуть). У Путина и Госдумы получилось уничтожить конституционный строй примерно за 10 лет, Янукович и Верховная Рада постарались сделать это за месяц.

Q: Так что, ты поддерживаешь гопников со щитами, на которых написано "1488"?
A: Любой народ - это сложнейший конгломерат самых разных людей и слоев. Именно тот факт, что на Майдане оказались и киевские интеллигенты, и львовские ультранационалисты и донецкие футбольные болельщики доказывает народный (и, следовательно, законный) характер украинского протестного выступления. Все вместе защищают конституционный строй - так и должно быть. Победят, проведут выборы - и там националисты наберут свои 10-15%, как в любой европейской стране.

Q: Но протест разобщен, у протеста нет лидера, как он может победить?
A: Отсутствие явного лидера - и при этом (как свидетельствуют многочисленные репортажи) превосходная, очень отлаженная система самоорганизации Майдана - это для меня тоже, в первую очередь, доказательства того, что одной из сторон противостояния в Киеве является народ. А в противостоянии, где одной из сторон является народ, народ всегда прав (см. выше).

Во время беспорядков у стен Верховной рады погиб человек. «Боец Национальной гвардии погиб все-таки от попадания осколка боевой гранаты, разорвавшего ему грудную клетку», — написал в своем Фейсбуке помощник главы МВД Украины Антон Геращенко .

Убийца задержан. А в обществе вновь вспыхнула дискуссия о праве народа на восстание.

«У нас сейчас происходит узурпация власти. Таким образом, народ имеет право на восстание», — заявил представитель «Правого сектора» Алексей Бык . Пару месяцев назад о включении в конституцию права на восстание говорил Олег Ляшко .

Практически во всех государствах постсоветского пространства со знанием дела рассуждают о праве народа на восстание. И ссылаются при этом на Всеобщую декларацию прав человека ООН : «Необходимо, чтобы права человека охранялись властью закона в целях обеспечения того, чтобы человек не был вынужден прибегать, в качестве последнего средства, к восстанию против тирании и угнетения», — сказано в преамбуле этого важного документа.

Особенно часто напирали на собственную легитимность — то есть, на законность государственного переворота, освященного Всеобщей декларацией прав человека, участники Майдана. Видимо, не последнего на Украине.

Блаженнейший кардинал Любомир Гузар в дни острого противостояния в Киеве в прошлом году назвал п раво на восстание законом природы. На мой взгляд, своим авторитетом униат призвал к бунту не только свою паству из Галичины, но и остальных украинцев.

Я попросил разъяснить юридические тонкости реализации этого права доктора юридических наук, профессора МГУ им. М.В. Ломоносова Леонида Головко .

— Я бы не называл ее нормой. «Право на восстание» — это юридический казус, который имеет лишь политическую составляющую. Но, к сожалению, то и дело раздаются голоса, требующие внести соответствующую статью в конституцию той или иной страны. В том числе в нашу, российскую.

Дело в том, что любое право должно предусматривать механизм его реализации. Если вдруг кому-то когда-нибудь хватит ума внести «право на восстание» в Основной закон, то, по логике, Конституционный суд должен будет решать, когда следует устраивать мятеж. Представьте себе такое его решение: «Бунт должен начаться 2 сентября 2015 года, не позднее 10.00».

Очевидная нелепость, не так ли?

— Однако подобные нормы существуют в базовых законах многих стран.

— Все верно. Но, заметьте, «право на восстание» ни в США, ни во Франции за более чем два века ни разу не было реализовано. И, уверяю вас, никогда реализовано не будет. Как и в Германии или Литве.

Если внимательно почитать , легко заметить, что львиная доля текста состоит из перечисления причин, по которым бывшая колония объявила о собственном суверенитете. То есть, отцы-основатели осознавали, что нарушили закон, оказывая сопротивление метрополии, и ощущали себя сепаратистами. Им требовалась новая легитимность, обоснование силового противостояния при отделении.

Спустя 15 лет легитимность понадобилось и французским революционерам, которые при отстранении от власти короля тоже нарушили существовавший в то время закон.

Фактически, «право на восстание» — это, если можно так выразиться, одноразовый акт, обосновывающий возникновение нового государства, пусть даже в старых границах. В будущем это самое новое государство никогда не предоставляло право на бунт собственному населению, иначе оно просто перестало бы существовать. В США, например, была кровопролитная гражданская война, а также несколько локальных мятежей, и каждый из них был подавлен с той или иной степенью жестокости.

В этом смысле весьма показательна украинская ситуация. Многие горячие головы в дни Майдана обосновывали сопротивление властям «правом на восстание», и слова Любомира Гузара пришлись весьма кстати. Иначе им сложно было даже самим себе объяснить их стремление отстранить от власти законно избранного президента.

Но как только власть оказалась у победителей «революции достоинства», остальным в «праве на восстание» — в реализации того самого закона природы, которым, казалось бы, только что пользовался центр, было тут же отказано. Новая власть жестоко подавила сопротивление в Харькове, Одессе и других городах Новороссии, а на подавление Донбасса даже бросила армию.

Словом, я категорически против включения «права на восстание» в российскую конституцию. Основной закон — очень сложный юридический документ, перегружать его нормами, не имеющими механизмов реализации, не нужно. Другие государства могут поступать, как хотят.

— Но ведь в подготовке Декларации участвовали авторитетнейшие юристы того времени. Как они могли вставить в этот важнейший документ тезис, лишенный юридического смысла?

— Действительно, в редколлегию входили очень влиятельные персоны, в первую очередь жена президента США Элеонор Рузвельт и видный французский юрист, будущий первый председатель Европейского суда по правам человека Рене Кассен. Тем более мне трудно понять, как спорный абзац оказался в преамбуле Декларации прав человека. По сути дела, в ней заложена мина замедленного действия, которая может в любой момент взорвать то или иное государство, если в нем слабы главные институты — исполнительная власть, законодательная или судебная.

— А может быть, американцы еще в конце сороковых предусмотрели для себя возможность инициировать цветные революции в нелояльных странах?

— Такая мысль, конечно, приходит в голову. Но я не думаю, что они были настолько коварны и прозорливы. Скорее, это просто дань традиции — включать в Основной закон красиво звучащую фразу. Использовать «право на восстание» из Всеобщей декларации прав человека ООН для обоснования свержения неугодных режимов стали сравнительно недавно.

Время показало, что эта норма не работает и никогда работать не будет. Значит, она должна быть исключена.