Последующий закон отменяет предыдущий эссе. Проблема предметной иерархии федеральных законов: взгляд через призму правовых позиций Конституционного суда России

Конституционный суд РФ в Санкт-Петербурге фото ИТАР-ТАСС

В юридической литературе на настоящий момент достаточно активно идет обсуждение проблемы легальности предметной иерархии 1 однотипных нормативных правовых актов, например, федеральных законов 2 .

Проблема предметной иерархии заключается в том, допустимо ли и целесообразно ли увеличивать число уровней в правовой иерархии применительно к конкретной сфере регулируемых правом отношений (определенному предмету правового регулирования) путем увеличения юридической силы конкретного нормативного акта (обычно кодифицированного характера) в сравнении со всеми иными однотипными актами. Признание предметной иерархии одних законов над другими означает, что мы должны будем в случае возникновения коллизии руководствоваться — в рамках предмета регулирования — нормами закона «с приоритетом», игнорируя общие правила разрешения коллизий между одноуровневыми актами («специальный закон отменяет общий» и «последующий закон отменяет предыдущий»).

Данная проблема догмы права имеет не только теоретическое, но и практическое значение, так как предметная иерархия как прием юридической техники широко применяется в федеральном законодательстве, преимущественно, в кодифицированных федеральных законах.

К настоящему моменту по данной проблеме накоплен достаточно обширный и требующий осмысления материал, содержащийся в решениях Конституционного суда РФ (далее — КС РФ) и судов различных типов и уровней.

В рамках данной статьи попытаемся исследовать решения проблемы предметной иерархии, предлагаемые КС РФ.

Пикантность ситуации заключается в том, что КС РФ разработал несколько противоречивых правовых позиций по данному вопросу.

Изначально в своем Определении от 05.11.1999 "По запросу арбитражного суда г. Москвы о проверке конституционности пунктов 1 и 4 и части 4 статьи 20 Федерального закона «О банках и банковской деятельности» КС РФ указал на недопустимость предметной иерархии федеральных законов в силу следующего: «в статье 76 Конституции Российской Федерации не определяется и не может определяться иерархия актов внутри одного их вида, в данном случае — федеральных законов. Ни один федеральный закон в силу статьи 76 Конституции Российской Федерации не обладает по отношению к другому федеральному закону большей юридической силой. Правильный же выбор на основе установления и исследования фактических обстоятельств и истолкование норм, подлежащих применению в конкретном деле, относится не к ведению Конституционного Суда Российской Федерации, а к ведению судов общей юрисдикции и арбитражных судов. Данная правовая позиция сформулирована и неоднократно подтверждена Конституционным Судом Российской Федерации» 3 .

Логика КС РФ в данном случае такова:

- посылка 1: В Конституции РФ отсутствует иерархия между федеральными законами как актами одного вида 4 ;

- посылка 2: в Конституции России прямо не закреплена возможность такой иерархии;

- заключение: коллизии между любыми федеральными законами не могут разрешаться на основе иерархического правила, в этом случае должны использоваться содержательный или темпоральный критерии.

На мой взгляд, излагая такое решение проблемы, КС РФ, во-первых, никак не охарактеризовал то обстоятельство, что иерархия одних законов перед другими имеет предметный характер, то есть она, по мысли федерального законодателя, распространяется не на всю сферу правового регулирования, относится только к конкретному предмету регулирования конкретного федерального закона и в этом смысле иерархия федеральных законов относительна, вторична, напрямую не нарушает иерархию между видами законов, установленную Конституцией.

Во-вторых, КС РФ не указал, почему возможность иерархического приоритета одного однопорядкового акта над другим должна быть прямо закреплена в Конституции РФ. Если следовать его логике, то иерархия любых федеральных НПА должна быть закреплена в Конституции РФ. Однако целесообразно ли это?

И, наконец, в-третьих, КС РФ проявил нерешительность в отстаивании своей позиции, остановился на полумере: выработав такую правовую позицию, он не признал ни одну норму о приоритете кодексов и иных федеральных законов противоречащей Конституции Российской Федерации) 5 .

Прямо противоположная правовая позиция по проблеме предметной иерархии сформулирована КС РФ в Постановлении № 13-П от 29.06.2004 «По делу о проверке конституционности отдельных положений статей 7, 15, 107, 234 и 450 Уголовно-процессуального кодекса РФ в связи с запросом группы депутатов Государственной Думы» (далее — Постановление от 29.06.2004), в котором отражен итог проверки КС РФ на соответствие Конституции, в том числе, и нормы, устанавливающей приоритет кодифицированного акта, а именно — статьи 7 Уголовно-процессуального кодекса РФ, гласящей: «суд, прокурор, следователь, орган дознания и дознаватель не вправе применять федеральный закон, противоречащий данному кодексу; суд, установив в ход производства по уголовному делу несоответствие федерального закона или иного нормативного правового акта данному кодексу, принимает решение в соответствии с данным кодексом».

В Постановлении от 29.06.2004 КС РФ признал конституционность данной нормы, устанавливающей предметную иерархию.

КС РФ, указывая в начале своего рассуждения, что «уголовно-процессуальный кодекс РФ, будучи обычным федеральным законом, не имеет преимущества перед другими федеральными законами с точки зрения определенной непосредственно Конституцией РФ иерархии нормативных актов» 6 , затем соглашается с идеей о том, что в случаях, когда предмет регулирования какого-либо закона весьма важен для российской системы права, затрагивает права и свободы личности, а также специфичен, требует особого — максимально тщательного и «осторожного» — регулирования, для разрешения коллизий следует учитывать «предметный» приоритет УПК РФ. Чтобы сохранилось целостное восприятие логики КС РФ, позволим себе обширную цитату из указанного постановления:

«Появление в регулировании уголовного судопроизводства нормативных положений, противоречащих Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации, может создать неопределенность в правовом положении участников судопроизводства, привести к нарушениям прав и законных интересов граждан и, в конечном счете, — к дестабилизации единого правового пространства в сфере уголовного судопроизводства.

По существу, требование о приоритете Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (здесь и далее курсив мой — А.П.) в установлении порядка уголовного судопроизводства (без соблюдения которого никто не может быть признан виновным в совершении преступления и подвергнут уголовному наказанию), сформулированное в частях первой и второй статьи 7 УПК Российской Федерации во взаимосвязи с его статьями 1 и 8 и относящееся к процессуальному праву, корреспондирует максимально кодифицированному состоянию уголовного права , обеспечивая наиболее адекватную процессуальную форму его реализации как права материального. При этом законодатель исходил из особой роли , которую выполняет в правовой системе Российской Федерации кодифицированный нормативный правовой акт, осуществляющий комплексное нормативное регулирование тех или иных отношений .

Следовательно, федеральный законодатель — в целях реализации конституционных принципов правового государства, равенства и единого режима законности, обеспечения государственной защиты прав и свобод человека и гражданина в сфере уголовной юстиции, — кодифицируя нормы, регулирующие производство по уголовным делам, вправе установить приоритет Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации перед иными федеральными законами в регулировании уголовно-процессуальных отношений .

Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации как систематизированный свод правовых норм , во взаимосвязи и содержательном единстве регулирующих уголовное судопроизводство в целом и отдельные его части, этапы, стадии, институты — с учетом их общих свойств, специфических черт и проявлений, — призван обеспечить единообразие и согласованность нормативно-правовых установлений и складывающейся на их основе правоприменительной практики , чем и обусловливается закрепление приоритета данного Кодекса в качестве закона, регулирующего производство по уголовным делам . Такие установления, не нарушая прерогатив федерального законодателя вносить изменения и дополнения в действующее уголовно-процессуальное законодательство, в то же время облегчают работу правоприменителя, поскольку законодательство становится обозримым и тем самым в правоприменении существенно снижаются риски искажения аутентичной воли законодателя 7 .

Вместе с тем приоритет Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации перед другими обычными федеральными законами не является безусловным, а ограничен рамками специального предмета регулирования , которым, как это следует из его статей 1 — 7, является порядок уголовного судопроизводства, т.е. порядок производства (досудебного и судебного) по уголовным делам на территории Российской Федерации.

С учетом требований Конституции Российской Федерации и решений Конституционного Суда Российской Федерации положения частей первой и второй статьи 7 УПК Российской Федерации закрепляют приоритет Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации перед другими обычными федеральными законами лишь постольку, поскольку уголовно-процессуальным законом в Российской Федерации является именно данный Кодекс (статьи 2 — 4 УПК Российской Федерации) — подобно тому, как уголовным законом является Уголовный кодекс Российской Федерации (часть первая статьи 3 УК Российской Федерации, пункт 57 статьи 5 УПК Российской Федерации), — и поскольку другими федеральными законами, как относящимися к иным отраслям законодательства, не должно — исходя из закрепленного в уголовно-процессуальном праве принципа законности при производстве по уголовному делу и очерченного в самом Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации предмета регулирования — осуществляться регулирование именно уголовно-процессуальных по своей правовой природе отношений.

Таким образом, части первая и вторая статьи 7 УПК Российской Федерации не противоречат Конституции Российской Федерации , поскольку содержащиеся в них положения о приоритете Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации перед иными федеральными законами и нормативными правовыми актами — по их смыслу в системе действующего правового регулирования — не подразумевают разрешение возможных коллизий между данным Кодексом и какими бы то ни было федеральными конституционными законами и распространяются лишь на случаи, когда положения иных федеральных законов, непосредственно регулирующие порядок производства по уголовным делам, противоречат Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации» 8 .

Как видим, КС РФ в 2004-м г. поменял вектор своего подхода к предметной иерархии на противоположный.

Следует обратить внимание на то, что КС РФ в данном постановлении сформулировал следующие условия, при которых предметная иерархия является, по его мнению, законной:

• 1) вторичный характер - предметная иерархия не должна нарушать основные иерархические связи между НПА, не может им противоречить;
• 2) относительный характер — предметная иерархия возможна только в рамках одного вида НПА (в частности, только между федеральными законами);
• 3) кодифицированный характер НПА , который наделяется приоритетом над однотипными НПА;
• 4) предметный характер иерархии — она существует лишь в сфере, для регулирования которой принят кодифицированный акт с приоритетом.

При этом КС РФ проигнорировал такую проблему: те кодексы, которые являются базовыми для профилирующих отраслей права, строятся, прежде всего, на основе единообразия отраслевого метода правового регулирования, а предмет правового регулирования как целостная подсистема общественной жизни здесь уходит на второй план 9 . Наоборот, кодексы, оформляющие т.н. комплексные отрасли права, строятся «от предмета» правового регулирования, очерчивая ту сферу жизнедеятельности людей, на регулирование которой (разными методами!) они претендуют 10 .

Поэтому возникают вопросы: 1) можно ли говорить о предметной иерархии для кодексов, являющихся «ядрами» профилирующих отраслей права, так как они по строятся от метода правового регулирования, сами по себе «многопредметны» и могут расширять и (или) сужать свой предмет достаточно безболезненно; 2) если одно и то же общественное отношение урегулировано 2-мя кодифицированными актами — «профилирующего» и «комплексного» характера, претендующими на приоритетное применение своих норм, каким актом следует руководствоваться? Правовая позиция КС РФ, изложенная в Постановлении от 29.06.2004, не дает ответа на эти вопросы, которые, на мой взгляд, достойны широкого обсуждения юридическим сообществом.

Существо проблемы, которая послужила причиной для возвращения к проблеме предметной иерархии и принятия КС РФ определений от 8.11.2005 «По жалобе граждан С. В. Бородина, В. Н. Буробина, А. В. Быковского и других на нарушение их конституционных прав статьями 7, 29, 182 и 183 Уголовно-процессуального кодекса РФ», от 02.03.2006 "По жалобе ООО «Аудиторская фирма „Аристалюкс“ на нарушение конституционных прав и свобод положениями статей 7, 75, и 183 Уголовно-процессуального кодекса РФ», от 15 мая 2007 г. «Об отказе в принятии к рассмотрению жалоб гражданина Васильева Дмитрия Львовича на нарушение его конституционных прав частями первой и второй статьи 7, частью шестой статьи 162 и статьей 182 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации», довольно проста.

Федеральный законодатель закрепил в специальных некодифицированных законах «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» и «Об аудиторской деятельности», гарантии уголовно-процессуального характера для адвокатов и аудиторов, не продублированные в УПК РФ. Правоохранительные органы же в качестве основания для игнорирования этих гарантий ссылались на приоритет УПК РФ перед «обычными» федеральными законами.

КС РФ сформулировал такую правовую позицию по данному вопросу: «приоритет уголовно-процессуального закона не распространяется на случаи, когда в иных (помимо Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, закрепляющего общие правила уголовного судопроизводства) законодательных актах устанавливаются дополнительные гарантии прав и законных интересов отдельных категорий лиц, обусловленные в том числе их особым правовым статусом.

Определение же того, какой именно закон — Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации или иной федеральный закон — подлежит применению в конкретном уголовном деле при совершении того или иного процессуального действия или при принятии процессуального решения, относится к компетенции судов общей юрисдикции, а также иных органов и должностных лиц, осуществляющих производство по этому делу» 11 .

Логика КС РФ, обосновывающая «развитие» его правовой позиции, такова: «В сохраняющем свою силу Постановлении от 29 июня 2004 года N 13-П по делу о проверке конституционности отдельных положений статей 7, 15, 107, 234 и 450 УПК Российской Федерации Конституционный Суд Российской Федерации признал, что федеральный законодатель, кодифицируя нормы, регулирующие производство по уголовным делам, вправе — в целях реализации конституционных принципов правового государства, равенства и единого режима законности, обеспечения государственной защиты прав и свобод человека и гражданина в сфере уголовной юстиции — установить приоритет Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации перед иными федеральными законами в регулировании уголовно-процессуальных отношений. При этом Конституционный Суд Российской Федерации подчеркнул, что в случае коллизии законов приоритет Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации действует лишь при условии, что речь идет о правовом регулировании уголовно-процессуальных отношений…

…О безусловном приоритете норм уголовно-процессуального законодательства не может идти речь и в случаях, когда в иных (помимо Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации, закрепляющего общие правила уголовного судопроизводства) законодательных актах устанавливаются дополнительные гарантии прав и законных интересов отдельных категорий лиц, обусловленные в том числе их особым правовым статусом. В силу статьи 18 Конституции Российской Федерации, согласно которой права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими и определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием, разрешение в процессе правоприменения коллизий между различными правовыми актами должно осуществляться исходя из того, какой из этих актов предусматривает больший объем прав и свобод граждан и устанавливает более широкие их гарантии.

Таким образом, статья 7 УПК Российской Федерации по своему конституционно-правовому смыслу не исключает применение в ходе производства процессуальных действий норм иных — помимо Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации — законов, если этими нормами закрепляются гарантии прав и свобод участников соответствующих процессуальных действий, а потому не может расцениваться как нарушающая конституционные права заявителей» 12 .

И еще: «…Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации не исключает необходимость соблюдения судом, прокурором, следователем, органом дознания или дознавателем при производстве по уголовному делу предписаний иных законов, не противоречащих данному Кодексу, в том числе касающихся доказательств. Следовательно, несоблюдение таких предписаний, подлежащих применению при выявлении, собирании и закреплении доказательств, также влечет в соответствующих случаях признание доказательств недопустимыми, не имеющими юридической силы и не подлежащими использованию при разрешении уголовного дела» 13 .

На мой взгляд, в обосновании последней правовой позиции КС РФ заложено внутреннее противоречие: когда читаешь, что «…приоритет Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации перед другими федеральными законами не является безусловным: он может быть ограничен … и правилами о том, что в случае коллизии между различными законами равной юридической силы приоритетными признаются последующий закон и закон, который специально предназначен для регулирования соответствующих отношений», возникает вопрос: какой смысл в приоритете УПК, если можно принять специальный закон, ему противоречащий, или создать противоречащую норму в последующем законе, не включенном в УПК?

Вместе с тем, КС РФ мог использовать другую логику для обоснования правовой позиции необходимости учета и иных, помимо УПК, федеральных законов в деятельности органов дознания и предварительного следствия — можно было акцентировать внимание на том, что между УПК и специальными законами, закрепляющими гарантии уголовно-процессуального характера, нет коллизии в принципе. В этом случае и не надо было поднимать вопрос о приоритете одного закона над другим, так как они оба подлежали бы применению.

А так опять ситуация с отношением КС РФ к предметной иерархии остается неясной и в ближайшей перспективе вряд ли разрешится в ту или иную сторону. Думается, только решение КС РФ о конституционности нормы иного кодекса, устанавливающей его приоритет, позволит что-либо прояснить.

Подводя итог вышеизложенному, можно сформулировать ряд выводов по проблеме:

• 1) КС РФ не сформулировал единую правовую позицию о конституционности либо неконституционности предметной иерархии;
• 2) если следовать применительно к правовым позициям КС РФ правилу «последующий закон отменяет предыдущий», то с большей вероятностью можно говорить о том, что в будущем предметная иерархия одноуровневых кодифицированных и некодифицированных актов будет признана им конституционной в полном объеме;
• 3) существующие противоречащие друг другу правовые позиции КС РФ можно использовать как средство в процессуальной борьбе;
• 4) спрогнозировать, какую из предложенных позиций будут занимать судьи иных судов при рассмотрении и разрешении дел, практически невозможно 14 ;
• 5) существующая в доктрине аргументация противников предметной иерархии, основанная на правовой позиции КС РФ 1999-2000 гг., должна оцениваться критически, равно как и противоположная позиция, основанная на Постановлении от 29.06.2004 г.

Закон не может быть законом, если за ним нет силы, могущей принудить. (Д.Гарфилд)

Высказывание Джеймса Абрахама Гарфилда, американского политика и президента США, жившего в 19 веке, продолжает сохранять актуальность и сегодня. Закон, как нормативно-правововй акт, не может иметь высшей юридической силы, если за ним не стоит сила государства. С мнением Гарфилда я полностью согласен.

Законы регулируют наиболее важные общественные отношения, и нарушение законов недопустимо. Именно поэтому законы обладают высшей юридической силой. Никто не вправе отменить или изменить закон, кроме законодательного органа. Еще римские юристы говорили: «Суров закон, но закон», - подчеркивая, что если закон принят, его следует обязательно выполнять. Однако сам по себе закон не выполняется. Общество - сложный организм, состоящий не только из законопослушных людей. Вот почему государство является единственным политическим институтом, обладающим правом легитимного, то есть законного насилия. Если кто-то не желает соблюдать законы, его к этому принуждают силы государственной власти.

Слабость государства проявляется в его неспособности настоять на соблюдении законов. Так иногда было в годы перестройки, когда вспыхнул сепаратистский мятеж в Чеченской Республике. Его спровоцировала либеральная политика Центра по отношению к субъектам федерации. Только государственная воля, проявленная президентом Владимиром Путиным позволила прекратить военные действия. Проявление силы иногда выступает необходимостью и во внешней политике. Так, благодаря силе российской армии, действовавшей в рамках норм международного права, был предотвращен геноцид южноосетинского народа, Абхазия и Южная Осетия стали субъектами международного права.

Если в отдельные кризисные периоды развития общества, как, например, в военное время или в условиях экономического кризиса, закон ущемляет чьи-то интересы, он не перестает быть обязательным для исполнения правовым документом. Демократическое государство действует в интересах всего общества и оно должно защищать и общество и себя, как механизм управления, всеми законными средствами.

Закон не может быть законом, если за ним нет силы, могущей принудить. (Джеймс Абрам Гарфилд)
Я считаю, что высказывание Абрама Гарфилда, президента США в 1881году, о том, что «закон не может быть законом, если за ним нет силы, могущей принудить» верно и сохраняет свою актуальность в нынешнее время. Потому что, если за законом не стоит сила государства, он не может сохранять за собой высшую юридическую силу.
Насколько мне известно из курса обществознания, закон - это принимаемый в особом порядке и обладающий высшей юридической силой нормативно - правовой акт, выражающий государственную волю по ключевым вопросам общественной жизни. Римские юристы говорили: «закон суров, но это закон», подчёркивая тем самым, что его следует обязательно исполнять. Однако закон сам по себе не исполняется, да и общество состоит не только из законопослушных граждан. Поэтому, если кто - то восстаёт против существующего порядка, по отношению к нему принимаются силовые меры со стороны государства. С этой же точки зрения, слабость государства заключается в его неспособности поддержать должное исполнение закона.
Необходимость проявления силы иногда выступает и во внешней политике. Так, благодаря российской армии, действующей согласно нормам международного права, в августе 2008 года, грузино-южноосетинский конфликт был завершён силовым принуждением грузинской стороны к миру.
С мнением Гарфилда я полностью согласен и считаю, что сила государственного принуждения, стоящая за спиной закона, является ни чем иным, как гарантом его исполнения, гарантом его равноценности для всех граждан.

Законы должны для всех иметь одинаковый смысл. Ш. Монтескье
Ш. Монтескье этим высказыванием хотел сказать, что в не зависимости от пола, возраста, национального признака и других критериев, закон должен быть общим для всех, одинаковым. Не должно быть таких людей, которые смогли бы уклониться от закона, а значит и от наказания за совершенное. Закон - это нормативный акт, принимаемый представительным органом, регулирующий наиболее важные общественные отношения и обладающий высшей юридической силой. Но получается так, что есть в нашем обществе такие люди, которые позволяют себе безнаказанно перешагивать через него. Уход от строки закона - это очень актуальная проблема и тема для размышлений. Она затрагивает не одного человека, а все общество в целом. Именно поэтому я выбрал ее.
Я согласен с автором данного высказывания, и поддерживаю его точку зрения. Из источников СМИ мы знаем большое количество судебных дел и разбирательств, в которых высокопоставленные чиновники или врачи с большим стажем, являясь виновниками преступления, не несли наказание в полном объеме. В делах, в которых вся вина перекладывалась на пострадавших, доказывалось то, что сами пострадавшие виноваты, а не тот или иной чиновник.
В газете «Комсомольская правда» я прочитал статью, в которой рассказывалось о том, как депутат Кемеровской области ехал по шоссе с большой скоростью и, не заметив переходящего дорогу ребёнка, сбил его. Депутату удалось скрыться с места преступления, но проезжавшие мимо водители смогли запомнить номер его машины. По номеру машины установили водителя. Узнав, что это местный депутат, все обвинения по делу сняли, сославшись на то, что ребенок переходил дорогу в неположенном месте. На этом примере мы можем убедиться в том, что закон не для всех имеет одинаковый смысл.
Можно привести и антипример, доказывающий, что не всем чиновникам удается избегать наказание и нарушать право, то есть совокупность юридических норм, воплощенных в виде законов и других нормативных актов, подлежащих обязательному соблюдению. Михаил Ходорковский, человек, который сидит в тюрьме за то, что украл в 1998-2004 годах нефти почти на 900 миллиардов рублей и легализировал вырученные от ее продажи средства. Он осужден по закону и несет полную ответственность за содеянное, несмотря на свой статус.
В заключении хочу сказать, что каждый человек, независимо от своего положения и статуса, должен подчиняться закону и «законы должны для всех иметь одинаковый смысл»!

Кто, имея возможность предупредить преступление, не делает этого, тот ему способствует. (Сенека)
Я полностью согласна с утверждением римского философа. Действительно, человек, который может предупредить, избежать преступления и не делает этого, становится его соучастником, пособником. Вспомним, что такое преступление. Это посягающее на правопорядок общественно опасное деяние, предусмотренное Уголовным кодексом. Признаками преступления являются противоправность, особая общественная опасность, виновность, наказуемость. Под выражением «общественно опасное деяние» понимается опасное проявление отклоняющегося поведения, наносящее наибольший ущерб обществу. Однако под деянием понимается не только действие, но и бездействие. Например, человек, ограбивший квартиру, безусловно, преступник, но можно назвать преступником и его приятеля, знавшего о намерениях грабителя и не попытавшегося его остановить или сообщить об этом в органы милиции. Или возьмем автолюбителя, на машине которого барахлят тормоза. Зная об этом, он выезжает на трассу и, не справившись с управлением, наезжает на прохожего. Он, несомненно, преступник, хотя техническая экспертиза может признать его невиновным. Для того, чтобы преступлений стало меньше, необходим высокий уровень правовой культуры всех граждан. Ведь правовая культура - это не только знание законов, их неуклонное соблюдение, но и стремление активно способствовать правопорядку, предотвращать преступления. Поэтому каждый гражданин, зная о готовящемся преступлении, обязан попытаться его предотвратить или сообщить об этом в правоохранительные органы.

Подчинившись закону толпы, мы возвращаемсяв каменный век. С. Паркинсон

Данная мудрость, высказанная английским публицистом Сирилом Паркинсоном, является актуальной на протяжении всей человеческой жизни. «Толпизм» является пороком современного человека, потому что слившись с общей массой, человек теряет свою индивидуальность, собственное мнение и самого себя. Но почему все же человек время от времени образует толпу? Каковы причины и «результаты» «человеческого стада»?
Скорее всего, вечная проблема одиночества заставляет человека стремиться к людям, не задумываясь, действительно ли ему это нужно. Психология толпы является простой и незатейливой, но все же она влечет большие последствия за собой. Во-первых, человек не может двигаться вперед, развиваться внутренне и развивать что-либо или кого-либо вокруг себя, находясь в толпе. Во-вторых, толпа -это огромная опасность для других людей. Таким примером может быть историческое событие, которое происходило в Варфоломеевскую ночь, где толпа религиозных фанатиков убивала всех, не разбирая кто перед ней - католик или гугенот. Современным примером являются футбольные фанаты, которые после поражения своей любимой команды готовы «разорвать» все на своем пути. В-третьих, в толпе людей без определенной цели селиться паника, которая приводит к массовой истерии или сумасшествию. Люди действуют как во сне, когда все дозволено — кричать во весь голос, разбивать витрины, переворачивать и жечь автомобили, драться и убивать, наконец. В толпе человеку кажется, что он непобедим и неуязвим. Подобная экзальтация — вовсе не достояние далекого прошлого. Так вела себя толпа, например, в Париже в мае 1968 года или в Москве в октябре 1993-го.
Данные факты заставляют задуматься каждого человека, законы толпы - это стихийные действия и предугадать их невозможно. Толпа превращает человека в варвара, который полагается только на свои природные инстинкты и готов отказаться от всех нравственных и моральных норм, которые присущи современному интеллигентному человеку. Я полностью согласен с автором высказывания и считаю, что современное общество должно отрицательно к этому относиться и делать все, чтобы этих образований не существовало, а государство обязано защитить каждого человека от этого порока.

) - принцип юридической логики, в соответствии с которым при коллизии между более ранним и более поздним законом (так называемая «темпоральная коллизия») применяются нормы позднейшего закона, даже если в нём нет явных положений об отмене действия раннего закона.

Характеристика

Россия

Конституционным судом России было отмечено, что по общему правилу, при расхождении норм действующего законодательства по одному и тому же вопросу применению подлежит норма, изданная позднее .

Согласно правовым позициям Конституционного Суда Российской Федерации к числу законодательных актов, утративших силу, следует относить акты не только формально отменённые, но и фактически недействующие в силу издания более поздних актов, которым они противоречат . Например, в отношении федеральных законов как актов одинаковой юридической силы применяется правило «lex posterior derogat priori» («последующий закон отменяет предыдущие»), означающее, что даже если в последующем законе отсутствует специальное предписание об отмене ранее принятых законоположений, в случае коллизии между ними действует последующий закон; вместе с тем независимо от времени принятия приоритетными признаются нормы того закона, который специально предназначен для регулирования соответствующих отношений

Posterior potior est priori – этот принцип относится ко всем офи­циальным юридическим актам. В этом контексте фор­му­лиру­ется следующее правило: из двух правовых актов, из­дан­ных од­ним и тем же го­сударственным органом по од­ному и тому же вопросу, дейст­вует акт, принятый в более позднее время. Это правило применяется и к нормативным актам, и к судебным прецедентам. В частности, если по одному и тому же вопросу есть два преце­дента, установлен­ных одним и тем же судом, прецеденты которого обязательны для ниже­стоящих судов, то норма­тивное значение имеет пре­цедент, ус­тановленный позднее.

Другое дело, что ни закон, ни прецедент, установленный в более позднее время, сами по себе формально не отме­няют соответствующие законы и прецеденты, установлен­ные ра­нее. Точнее, новый закон может специально определять, какие из прежних законоположений ут­рачивают силу. Все остальные старые законоположения формально сохраняются, но не действуют, не применяются судом.

Что же касается судебного прецедента, то в общем праве само по себе судебное решение, содержащее нормативный компонент, имеет силу лишь inter partes . Оно носит норматив­ный характер, оно обязательно для нижестоящих судов и для са­мого суда, создавшего прецедент, но все же это решение по конкретному судебному делу. Понятно, что решение по одному делу не может отменять решение по другому делу. Следовательно, один прецедент фор­мально не может от­ме­нить другой прецедент. По су­ще­ству, суд может отказаться от правовой позиции, выраженной в его преж­нем преце­денте; но фор­мально суд, меняющий правовую по­зицию, мо­жет изобразить рассматриваемое дело так, как будто его об­стоятельства суще­ственно отличаются от всех ранее решав­шихся дел, а поэтому к нему неприменимы су­ществующие прецеденты, и следует соз­дать новую норму (установить новый преце­дент). Фактически же такая си­туация будет оз­начать сущест­вование двух (или нескольких) прецедентов по одному и тому же вопросу, установленных од­ним и тем же судом. Разумеется, ниже­стоящие суды будут ссылаться на поздний пре­цедент.

В то же время высший суд в стране общего права (палата лордов в Великобритании, Верховный суд США), равно как и верховный или конституционный суд в стране континен­таль­ного европейского права, даже формально не может быть аб­со­лютно связан своими прецедентами. Например, Конститу­цион­ный Суд РФ на пленарном заседании может решить во­прос о необходимости отказаться от правовой по­зиции, выра­женной в прежних решениях Суда (ст.73 Феде­рального кон­сти­туцион­ного закона о Конституционном Суде РФ). Причем такая возмож­ность не мешает Конституци­онному Суду рассмат­ривать сложное дело как принципиально новое и фактиче­ски создавать новый преце­дент, формально не отка­зы­ваясь от прежней правовой пози­ции.